Перед тем как выйти на дорогу, Мальяра устроилась за густыми кустами и прилежно, как учили в монастыре, разрисовала лицо дешевыми красками, стараясь скрыть свой возраст. Иногда женщине даже жаль, что она смотрится моложе, чем на свои двадцать девять. А еще что волосы у нее светло-русые, а не жгуче-черные, как у чистокровных торемок. Да и серые, с прозеленью, глаза привлекают внимание незнакомых мужчин, потому-то она старается подводить их погуще и почаще держать опущенными.

– Ты стала старенькая, – тихо сказал Кор, немного подумал и добавил: – Сегодня я твой внук?

– Нет, солнышко… но если я скажу – прыгай, то ничего не спрашивай, прыгай в кусты и затаись в укромном местечке. Убегают по открытому полю только дураки… я же тебе объясняла.

А когда-то это растолковали ей, и тогда Мальяра даже не догадывалась, как пригодятся ей эти знания. Хотя ремесло ей определили – болтушка, но, как и всех, немного научили основным приемам других профессий. Жаль, она не успела закончить учебу. Как и все сестры, в ту осень Мали пробовала свои силы в роли компаньонки дочки градоначальника и по приказу капризной девицы отправилась на рынок за свежими персиками.

Любовь к молодому, стройному торговцу, восхищенно уставившемуся на Мальяру прекрасными черными глазами, обрушилась на девушку внезапно, как бурный вешний поток. Захлестнула, понесла… и притащила в далекий и чужой Торем.

– Ну, сохрани Святая Тишина, – привычно шепнула женщина, придирчиво осматривая себя и сына.

Все вещи не новые, но ладные, перешитые долгими зимними вечерами из обносков, которые она покупала по дешевке в лавке старьевщика. Стирала, порола, собирала из трех вещей одну, не забывая вставить несколько секретов, как делали в монастыре. А потом прятала подальше, не надевая даже по праздникам. И лишь эти вещи взяла с собой, оставив в каморке всю свою прежнюю одежду, чтобы хозяин не сразу сообразил, что служанка сбежала.

Кора она переодела по дороге, сунув его вещички в придорожный куст, а на себя поверх новой одежды накинула просторный старый балахон и невзрачный платок, которые взяла именно на такой случай. Не стоит недооценивать наблюдательность и жадность возможных попутчиков, а избавиться от ненужных вещей можно в любой момент.

Всадники появились сзади внезапно, и виновен в этом был холм, с которого дорога спускалась не напрямик, а пологими поворотами.

– Прыгай, – приказала Мальяра, разглядев краем глаза два силуэта, и ребенок испуганным зверьком шмыгнул под ближайшие кусты. Туда же полетел и маленький узелок с едой, а все крупные монеты изначально были спрятаны в невзрачном пояске мальчишки.

Сама женщина продолжала идти так же спокойно, лишь сбавила шаг, сгорбилась посильнее да начала прихрамывать. И, как заклинание твердя про себя просьбу Святой Тишине, до последнего надеялась, что неожиданные попутчики проедут мимо.

И ведь они уже проехали и Малиха почти поверила в удачу, как всадник, ехавший первым, вдруг развернул коня, загораживая ей дорогу, и с мерзкой ухмылкой осведомился:

– Ну, и кто это, такой смелый, шастает тут с утра пораньше?

– Езжайте с богом, люди добрые, – мирно проговорила Малиха дребезжащим голосом, начиная понимать, что договориться с ними будет очень трудно, густой запах перегара, казалось, потоком изливался из обросшего неопрятными зарослями рта.

– А ты нам не указывай, – прикрикнул второй, стараясь прижать женщину своей лошадью к коню приятеля, но она с неожиданной для старухи ловкостью ускользнула, и ему пришлось разворачивать коня.

А Малиха тем временем метнулась ближе к тому краю дороги, за которым склон уходил вниз, намереваясь уйти от них подальше и переждать где-нибудь в кустах, но первый всадник стегнул коня, и ей, чтобы не попасть под копыта, пришлось отскочить в сторону.

– А баба-то резвая, я бы с ней поиграл, – гнусно ухмыльнулся первый всадник и попытался концом кнутовища сорвать с Малихи платок.

Женщина снова увернулась, отлично понимая, что своими действиями только подогревает негодяев, и решилась на самый последний шаг. Выхватила припрятанную как раз на этот случай колючку акации и вонзила в бок лошади, туда, куда сумела достать. И сразу ринулась в сторону, взбешенное животное затопчет запросто. Но уйти далеко не успела, второй негодяй, не разглядевший, что произошло, и не понявший, почему лошадь приятеля скачет как сумасшедшая, пытаясь сбросить хозяина, тем не менее тоже озверел и со всего маху хлестнул строптивую селянку торемским кнутом, плетенным из конского волоса.

Удар пришелся по плечу, и не будь в платье особой подкладки, располосовал бы его и достал до тела, но и без того оказался так силен, а главное, внезапен, что женщина пошатнулась и споткнулась о какой-то колючий кустик. А кнут уже снова летел на нее, и Малихе, в попытке избежать удара, нужно было проявить чудеса ловкости. Ни подумать, ни воспользоваться каким-то из тех приемов, которые готовила на случай нападения, женщина не успевала, и в ее душе уже поднималось жгучее отчаяние. Но внезапно откуда-то из глубин разума пришло воспоминание о казавшемся намертво забытом умении, и в следующий миг тело само присело и сделало ловкий кувырок в сторону, уходя от удара. Вот только завязанный на затылке платок зацепился за кустик и слетел, открывая не по-здешнему светлые волосы, без малейшего намека на седину.

– Ах ты гадина! – взревел негодяй. – Актерка! Лови ее, Хаум!

Но Мали уже твердо стояла на ногах и горящим ненавистью взглядом следила за приближающимся врагом. Женщина успела приготовиться к бою, опущенная в карман рука сжимала один из кулечков с молотым жгучим перцем. Маленькая шкатулка с такими сверточками, заранее наготовленными из тутовых листьев, становящихся неимоверно хрупкими после высыхания, была ее последней надеждой на побег. Но о том, чтобы после этого свободно идти в Шархем, можно было забыть. Торемские мужчины никогда не прощают женщинам таких выходок. И хотя Мали уже успела понять, что эти двое коренными торемцами никогда не были, для нее это обстоятельство не меняло ровно ничего.

Негодяй крепче сжал кнутовище и злобно оскалился, приподнимая руку с намерением снова ожечь непокорную тугой плетью, но в морду лошади полетел кулечек с перцем. А Мали снова отскочила и теперь ждала, когда перец начнет действовать. Ей было очень жаль ни в чем не повинное животное, но она не надеялась, что сумеет добросить пакетик до всадника.

Он на миг оглянулся на приятеля, наконец-то справившегося со своим конем, и хотел что-то крикнуть, но не успел. Его собственная лошадь взвилась на дыбы, сбрасывая не ожидавшего такого сюрприза хозяина, и заметалась по дороге, заставив второго всадника благоразумно отступить. Малиха победно ухмыльнулась и шагнула к обрыву, но в тот же миг замерла статуей, расслышав приближающийся топот копыт нескольких лошадей и грозный мужской окрик:

– Хаум! Что у вас происходит?!

– Баба прыткая попалась, – с трудом уворачиваясь от бешено скачущего коня, отозвался тот, – что-то лошади сделала, гадина… забью, тварь!

Малиха, подхватив свой испачканный платок, торопливо замотала волосы, пытаясь сообразить, как действовать дальше. О том, чтоб сбежать, нечего было и думать. Отряду вооруженных всадников ничего не стоит ее окружить, кроме того, вдова ясно рассмотрела, как в руках у одного из них блеснул замками арбалет. Теперь нужно думать лишь о том, как бы увести их подальше от сына, чтоб он не увидел расправы над матерью, да о том, как после этого выжить. Не ради себя… ради Кора.

– Стоять! – рявкнул тот же голос так свирепо, и Хаум мгновенно заткнулся.

Все всадники остановились, и только один продолжал галопом мчаться к месту происшествия. Замерла и Малиха, отлично понимая, если она побежит сейчас, то это будет равнозначно собственноручной подписи под признаниями во всех грехах.

Не прошло и минуты, как конь командира, кем сразу определила незнакомца Малиха, замер, остановленный твердой рукой всего в нескольких шагах от нее.

– Откуда вы ее взяли? – ледяным тоном спросил подъехавший своих людей, окинув женщину быстрым взглядом.